– База, говорит Витязь, как слышно меня?

– С добрым утром, Костя, – поприветствовал Громова весёлый голос.

Константин сразу опознал его владельца – майора Саблина, который сегодня дежурил на КДП.

– С добрым утром, Слава. Выпускай на взлёт, не томи.

Возникла заминка. Потом, понизив тон, Саблин сообщил:

– Тут начштаба всех строит. Не велит тебя выпускать.

– Основания?

– Говорит, полёт отменяется в связи с неявкой клиента.

– Хм-м… Клиент, по-моему, на месте. И при деле.

Саблин приглушённо засмеялся. Он был в хорошем настроении и, видимо, вполне оценил юмор ситуации. Громов услышал, как на заднем плане громко, но невнятно рокочет разобидевшийся подполковник Лаптев. Ему кто-то робко и так же невнятно отвечал. Константин разобрал всего несколько слов и обрывков фраз: «этот наглец», «приказ», «клиент», «его урою» и «он у меня».

Двигатели «Су» продолжали работать, и Громов скучным официальным голосом снова запросил у КДП разрешение на взлёт. Саблин вернулся к выполнению своих прямых обязанностей:

– Витязь, вам отказано в вылете. Заглушите двигатель и покиньте самолёт… Костя, начштаба упорствует. Говорит, клиент находится на земле. А без клиента ты не полетишь.

– А ты ему объясни, – посоветовал Громов с ленцой, – что клиенты разные бывают. Кому-то нравится участвовать в процессе. А кто-то предпочитает наблюдать.

Саблин передал народу слова Громова, и тут же эфир взорвался жизнерадостным хохотом. Смеялись все, кто был на КДП, кроме, наверное, уязвлённого в очередной раз подполковника Лаптева.

– Ну что там? – спросил Громов, когда смех несколько поутих.

– Начштаба нас покинул, – безо всякого сожаления сообщил Саблин. – Ты бы видел его физиономию!

– Мне разрешат сегодня вылет или нет?

– Лети, сокол, – дал своё согласие Саблин. – Занимай третий эшелон и крутись в своё удовольствие. Кобру покажешь?

– Покажу, если просите.

– Тогда дай знать – ребята посмотреть хотят.

– Не налюбовались ещё?

Говоря это, Громов двинул РУД[24]до защёлки «малого газа» и по рулёжной дорожке повёл истребитель к взлётно-посадочной полосе. Машина катилась ровно, турбины свистели, и жизнь была прекрасна.

– База, говорит Витязь, я на исходной.

– Витязь, взлёт разрешаю.

Громов вывел обороты двигателя на взлётный режим, полоса заскользила навстречу, теперь РУС[25]на себя, и вот уже мелкая тряска, сопровождающая движение истребителя по полосе, разом прекратилась, и земля плавно уходит вниз, проваливается под фюзеляж, а впереди – только небо.

Набрав высоту, Константин надел маску кислородной системы ККО-5 и снова связался с Саблиным:

– Начинаю маневрирование. «Поворот на горке».

Посторонний наблюдатель увидел бы, как раскрашенный в камуфляжные цвета «Су-27УБ» вдруг резко задрал нос и полетел в зенит, двигаясь практически вертикально – манёвр, называемый «горкой». Затем истребитель снизил скорость до минимума и, оставаясь в той же плоскости, завалился на крыло, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов в пикирование.

– Отчаянный малый наш Громов, – одобрительно обронил Саблин, наблюдавший за истребителем сквозь панорамное окно КДП. – «Поворот на горке» на машине весом в двадцать две тонны – это не хухры-мухры. Не всякий рискнёт.

– Да, – согласился один из находившихся в диспетчерской офицеров. – Я бы не рискнул.

– А кто он такой – этот Громов? – поинтересовался молодой лейтенант, лишь неделю назад прибывший в часть и ещё не успевший сделать ни единого вылета. – Как приехал, только и слышу: Громов, Громов, Громов. Он что, действительно из «Витязей»?[26]

– Из них, – подтвердил Саблин. – Потому и держим. Он умеет делать то, чего никто не умеет. Да и басурмане, как услышат, что их «Витязь» будет возить, на лишнюю сотню баксов всегда готовы разориться.

Громов тем временем вышел из манёвра и объявил «Петлю Нестерова с переворотом в верхней точке и выходом в управляемый штопор».

– А почему он здесь, а не в Кубинке? – поинтересовался лейтенант.

– Выперли его из «Витязей». В девяносто шестом. Он в Ле Бурже выступал. Ну и впилился в какого-то француза на «Мираже». Или француз в него впилился. История-то знаменитая. Про неё во всех газетах печатали. А разбираться никто не стал. Вот и списали нашего Костю. Он в Заполярье потом служил – командиром части. А теперь у нас.

– Ясно, – лейтенант вздохнул. – А он учеников берёт?

Саблин хохотнул:

– Что, тоже «единичку» на грудь заработать захотелось?

Лейтенант, носивший на груди значок пилота третьего класса, покраснел и потупился.

– Манёвр завершил, – доложил Громов. – По заказам радиослушателей выполняю «Кобру Пугачёва».

(Вообще-то «Кобру Пугачёва» придумал не Пугачёв – это всеобщее заблуждение. К счастью, капризуля История в данном случае сохранила имя подлинного первооткрывателя. А было так. Однажды лётчик-испытатель Игорь Волк (ведущий пилот Лётно-исследовательского института имени Громова, поднимавший, в частности, нашу космическую гордость – «Буран») гонял экспериментальный образец «Су-27» на различных критических режимах, включая управляемый штопор. Погасив скорость и увеличивая угол атаки, Волк с удивлением обнаружил, что самолёт не сваливается на крыло, как это сделал бы любой другой, а всё больше запрокидывается назад, сохраняя при этом первоначальное направление движения. Повинуясь скорее инстинкту, чем знанию, Волк отдал ручку управления самолётом вперёд, после чего «Сухой» опустил нос и продолжил полёт как ни в чём не бывало. Рассказ Волка о новом манёвре переполошил ЛИИ. В процессе всестороннего изучения такой режим полёта получил название – «динамическое торможение», и только после того, как шеф-пилот КБ Сухого Виктор Пугачёв, продемонстрировал его публике на очередном авиа-шоу в Ле Бурже, манёвр окрестили «Коброй Пугачёва». Надо отдать должное Игорю Волку: он не стал скандалить из-за приоритета, заявив, что «мы уж как-нибудь с Виктором славой сочтёмся».

Продолжая тему, можно сказать, что «кобру» освоили и умеют делать почти все современные российские истребители, но до сих пор этот манёвр не доступен для подавляющего большинства западных летательных аппаратов. Завистливые американцы оспаривают целесообразность применения «кобры» в современном воздушном бою, однако из кожи вон лезут, чтобы придумать какой-нибудь антиманёвр. Не так давно американский испытатель Хербст, летающий на экспериментальном самолёте «X-31», придумал довольно сложный разворот, который окрестил «Мангустом». Всё бы хорошо, да вот незадача: «Х-31» – лёгкий планер, на него нельзя установить даже пулемёта, а наши пилоты без труда смогли воспроизвести «разворот Хербста» на тяжёлых современных машинах класса «Су» и «МиГ»).